Глава 3. КОНФЛИКТНЫЕ В АКАДЕМИИ
В больнице имени Скворцова-Степанова конфликтные военнослужащие мне не встречались, зато в Академии их сидело предостаточно. Естественно, что об их историях я мог судить только с их же слов. Первым моим знакомым оказался подполковник-медик, как рассказывали больные, прогулявший несколько дней на почве пьянства. Уравновешенный, неторопливый, с хорошим багажом знаний, охотно контактирующийся. Он явился для меня изначальным руководителем по освоению психиатрии и предостерёг: если к моей истории болезни приложит руку какое-нибудь медицинское светило, тогда уже трудно будет оправдаться – доктора, как правило, своих не топят. В качестве вступления Нечипоренко с ходу прописал своему коллеге порцию сульфозина. Подполковник перед товарищами страшно возмутился: «Меня … на серу?! Алкаш я им, что ли?» Тем не менее, психиатру вида не подал, стоически перенёс бессонную ночь, а наутро изобразил при встрече с Нечипоренко анозогнозию.
— Как Ваше самочувствие? Как спали? – ехидно поинтересовался психиатр.
— Отлично. – Ответил пациент.
— И у Вас ничего не болело?
— А разве у меня должно было что-нибудь болеть?
У лечащего врача вытянулась физиономия. Используя минутное замешательство противника, подполковник ринулся в контратаку:
— Для сульфозина, между прочим, есть противопоказания. Вы невнимательно читали мою историю болезни. У меня противопоказания имеются. За последствия будете отвечать Вы!
Больше Нечипоренко его не трогал. Подполковник каким-то образом от списания выкрутился. Мне тогда очень понравилась оценка подполковником ещё одной и по сей день применяемой в психиатрии процедуры – инсулинотерапии. Самое удивительное, спустя два года при чтении специальной литературы я пришёл к тому же выводу, что это равносильно удару кулаком по крышке зарябившего телевизора. Не зря профессор Н.М.Амосов назвал этот способ варварским.
«Как хирурги, терапевты, рентгенологи и многие другие врачи, психиатры, обладая профессиональными знаниями и навыками, пользуются своим острым оружием обдуманно и осторожно».
Ю.А.Александровский «Глазами психиатра», 1977 г.
Ракетчик капитан Михаил Б. – из артиллерийского училища. До Ленинграда побывал в длительной заграничной командировке в Алжире. Психически совершенно здоров. Видимо, маловато ещё покрутила его жизнь, так как имел обо всём слишком безаппеляционные мнения и суждения. Поводом к принудительной изоляции послужило то, что Михаил, член КПСС, отец двоих детей, запутался в семейных отношениях, собрался жениться на второй, не оформив развод с первой, и на этой почве переругался со всем своим командованием. Недолго думая, начальство вместо воспитательной работы с соответствующими характеристиками затолкало Мишу в дурдом. Судя по всему, служил он раньше нормально, поскольку за несколько месяцев перед отправкой в психиатрический стационар ему послали документы на присвоение очередного воинского звания. Капитаном он стал уже сидя в Академии. Свежепроизведённый капитан сразу заявил врачам, что в отличие от меня более служить не намерен, мол, ему после всего происшедшего неудобно будет смотреть в глаза своим подчинённым. Из Москвы приезжал в генеральских погонах некто из родственников Михаила ходатайствовать за родного человечка. По общему согласию молодого капитана списали по 8-й статье, как неврастеника. Интересно отметить, что у Михаила и подполковника-медика врач Нечипоренко только одним своим видом умудрился вызвать антипатию, в то время как у меня за период пребывания в Академии к нему сложилось индифферентное отношение.
«Невроз – психогенное расстройство, т.е. оно вызвано ссорами людей друг с другом, конфликтами, неожиданными катастрофами, чувством одиночества, печальными воспоминаниями и т.д.»
М.И.Буянов 1988 год
Курсант третьего или четвёртого курса ВМА имени С.М.Кирова. Совсем ещё мальчишка. На ротном партийном собрании выступил с критикой своего командира роты. Спустя несколько дней очутился во втором отделении кафедры психиатрии. Испугался не на шутку. В объяснительной записке врачу полностью раскаялся в содеянном, пообещав, что больше не будет спорить с командованием, чем выдал с точки зрения психиатра здоровую реакцию. Милостиво отпущен продолжать учёбу. По-настоящему больного врачи бы просто так не выписали.
К.Леонгард (1961 год) интерпретировал поведение человека, борющегося с несправедливостью, как проявление «правового инстинкта».
Капитан переводчик. Два года провёл в Афганистане при каком-то штабе. Последнее время перед госпитализацией служил переводчиком для афганцев, обучавшихся в ВМА имени С.М.Кирова. Владея приёмами каратэ, в нетрезвом состоянии учинил на улице драку, в ходе которой свалил двух милиционеров и бежал. Спустя пару дней оказался опознанным в городе, после чего милиция возбудила уголовное дело. Капитан, видимо, был начальству нужен, или, что более вероятно, у него была «лапа». Офицера положили в стационар, приписали состояние невроза, чем отмыли от уголовщины, и выпустили для дальнейшего прохождения службы.
«Невроз – всегда следствие несовершенства межлюдских отношений, результат человеческих драм и трагедий»
М.И.Буянов 1988 год
Армейский подполковник. Человек высокого роста с нормальной двигательной реакцией. Спокойный и выдержанный офицер возрастом около сорока пяти лет. Написал на своё командование жалобу и вскоре оказался в психиатрическом стационаре. Подробностей и дальнейшей его судьбы не знаю.
Столяр. Жилистый энергичный человек лет сорока пяти, среднего роста. О себе, помимо выдуманной профессии, ничего не говорил. От медсестёр удалось выведать, что это спившийся полковник, ожидавший списания из Вооружённых Сил.
«Тот единственный из многих случайных импульсов, который приводит к удовольствию, усваивается и благодаря этому закрепляется и всё прочнее, ассоциируется с чувственными впечатлениями …»
Эдуард Л.Торндайк «Ум животных» 1898 год
Армейский майор. Поступил на кафедру неврозов перед самой моей выпиской. Среднего роста, крепкого телосложения. Никаких явных психических расстройств. Вступил в конфликт со своим командованием, за что был направлен в психиатрическое отделение Главного Военного Клинического госпиталя имени Н.Н.Бурденко в Москве. По окончании госпитализации признан негодным к службе. В ответ на решение врачей не сдался и добился переосвидетельствования в Военно-Медицинской академии в Ленинграде. Майор поразился, узнав, что я нахожусь в заточении свыше двух месяцев. Последующая его судьба мне неизвестна.
Вольнонаёмные работники трудотерапии рассказывали о значительно большем непрерывном потоке списываемых здоровых военнослужащих. Я здесь перечислил только тех, кого видел сам.
